XIX век явился переломным в адыгской (черкесской) истории. Черкесская диаспора, проживающая в настоящее время более чем в 30 странах, обязана своим появлением на свет событиям XIX века — Кавказской войне, которую вели народы Северного Кавказа за свою свободу и независимость.
В соответствии с этим современное состояние адыгского (черкесского) народа определяется этнологами как рассеянная нация. В последнее время для ее обозначения чаще стал употребляться термин «суперэтнос». Это справедливо, если учесть, что адыги живут в разных странах (Россия, Турция, страны Арабского Востока, США и Западная Европа), находятся в разных политических, экономических, языковых условиях, которые зачастую имеют между собой мало общего.
На протяжении веков Северный Кавказ играл большую роль в системе международных отношений. В XIX веке кавказская проблема приобрела особенно важное значение, когда Черкесия стала объектом притязаний больших держав в этом регионе мира.
Как считают историки, в основе этого лежали прежде всего русско-турецкие противоречия. Внимание держав к Северо-Западному Кавказу обуславливалось их военно-стратегическими, геополитическими и экономическими интересами.
С конца XVIII — начала XIX вв. в условиях роста имперских амбиций России и Османской империи в бассейне Черного моря за овладение Черкесией адыгам приходится отстаивать свою независимость. С начала XIX в. начинается долгая и изнурительная война, развязанная царским правительством против Черкесии, которая продолжалась до 1864 г., и с другими народами Северного Кавказа.
Борьба адыгов за свободу и независимость вызвала большой резонанс в Европе. Интерес к «Черкесской войне», как называли Кавказскую войну XIX в. в Европе, был вызван тем обстоятельством, что сопротивление горцев Кавказа России оказывало большое влияние на расстановку сил в европейских странах.
Священный союз во главе с Россией, созданный после окончания наполеоновских войн, ставил своей главной задачей подавление революционно-демократических и национально-освободительных движений в европейских странах, которые стали набирать силу в 30 — 40 гг. XIX в.
Война на Кавказе отвлекала огромные людские и материальные ресурсы Российской империи, она была вынуждена держать на Северном Кавказе трехсоттысячную армию, что временами препятствовало ее вмешательству в процессы, происходившие в Европе. В Черкесии появились волонтеры из Польши, Венгрии, Англии, которые ясно осознавали, что развитие демократии и подъем национально-освободительного движения в Европе во многом зависел от событий, которые происходили в Польше и на Кавказе, в особенности в Черкесии.
Все это говорит о том, что Черкесия безусловно являлась независимой страной и субъектом международных отношений, что она во взаимоотношениях с Россией выступала как воюющая сторона.
Война в Чечне и Дагестане завершилась капитуляцией и пленением имама Чечни и Дагестана Шамиля в 1859 году.
На Западном Кавказе (в Черкесии) она продолжалась еще в течение 5 лет до 21 мая 1864 года. Изнемогая под натиском многократно превосходящих их царских войск, горцы были вынуждены сложить оружие и прекратить сопротивление. В урочище Кбаада (Красная поляна), (где ныне находится летняя резиденция президента России Владимира Путина) недалеко от центра убыхской земли Саше (современный город Сочи) победители провели парад войск и отслужили молебен, посвященный покорению Западного Кавказа.
За трагедией поражения черкесов последовала и другая — их массовая депортация в пределы Османской империи. По официальным данным русской разведки (Новицкий), которые в основном совпадали с сообщениями европейцев — участников Кавказской войны (Т.Лапинский, Дж.Белл, Э.Спенсер), адыгский (черкесский) народ насчитывал более миллиона человек.
В частности, русский офицер Новицкий в своем донесении «Географическое и статистическое обозрение Кавказа», составленном для Российского генерального штаба, пришел к выводу, что число адыгов (черкесов) составляло 1 млн. 82 тыс. человек. По данным академика А. Берже, число адыгов, депортированных в Турцию, составило 493000 человек. Если учесть, что на исторической родине адыгов осталось не более 80 тыс. человек, то можно предположить, что в военных операциях, а также в результате карательных действий русских войск, сопровождавшихся уничтожением средств жизнеобеспечения адыгского этноса, погибла остальная часть населения — свыше 500000 человек. Значительная часть людей погибла от голода, холода и эпидемических заболеваний, вызванных огромным скоплением населения как в местах выселения на черноморском побережье Кавказа, так и на турецком берегу в пунктах прибытия депортированных горцев.
Таким образом, в XIX веке руководством Российской империи по существу была осуществлена грандиозная этническая чистка. Черкесскому этносу был нанесен удар, который потряс его до самого основания, — это разрушение внутриэтнических связей и производительных сил, утрата общности территории (места этногенеза адыгов), разрушение этнопсихологии, последствия чего мы ощущаем на себе и в настоящее время. Это не может быть, кто бы ни пытался сделать это, оправдано никакими политическими, экономическими, геополитическими и другими прагматическими соображениями.
В современной зарубежной и отечественной исторической науке и публицистике события, связанные с Кавказской войной и ее последствиями, а также политика правящих кругов Российской империи по устранению черкесского народа с этнографической карты мира, расцениваются как геноцид.
Слова «геноцид», «депортация», «этноцид», встречающиеся в научной литературе и публицистике, сейчас, после обращения в Государственную Думу Черкесского конгресса, на слуху у всех и вызывают смешанные чувства.
Некоторые соглашаются, что это произошло в нашей истории, другие с негодованием относятся к тому, чтобы решение последствий этих явлений было поставлено перед руководством России, кое-кто пытается возложить вину за эту трагедию на сам народ.
Здесь мы упускаем из виду сами масштабы ущерба, нанесенного адыгскому народу. Изгнав его с его этнической территории, руководство Российской империи захватило у адыгов страну, которая не уступала по территории таким странам, как современная Грузия, Армения, и превосходила такие страны, как Латвия или Эстония. (Территория нынешних республик Северного Кавказа – Адыгея, Карачаево-Черкесия, Кабардино-Балкария, часть Северной Осетии и Ингушетии). А если учесть, что Черкесия была в сельскохозяйственном отношении благоустроенной, ухоженной страной, как об этом свидетельствует история, с прекрасным климатом, с огромными лесосадами и угодьями, страной, в недрах которой таились всевозможные полезные ископаемые, то нетрудно представить, что было отнято у этого народа. Как можно оценить этот ущерб? Кто знает или кто интересовался этим? Сколько стоит Латвия, Эстония или та же Грузия?
О событиях XIX века в России и за рубежом написаны сотни книг, исторические исследования, в которых описываются героические деяния наших предков, вызвавших восхищение, сочувствие и поддержку в европейском обществе, включая и просвещенных людей России.
Война на Северо-Западном Кавказе, как отмечает американский историк и аналитик Пол Хензе в пространной статье «Черкесское сопротивление России», началась раньше, чем на Северо-Восточном Кавказе (в Чечне и Дагестане), и закончилась позже, а борьба адыгов за свою свободу была не менее упорной и ожесточенной. Однако исторические обстоятельства сложились так, что в современную эпоху в общественном мнении Европы и России война на Северо-Западном Кавказе получила меньшую известность. Причину этого Пол Хензе усматривает в том, что фигура руководителя движения сопротивления северо-восточных кавказских горцев Шамиля стала более известной и популярной, что и наложило свой отпечаток на то, что сопротивление адыгов (черкесов) стало постепенно вытравливаться из истории и, соответственно, из сознания наших современников как в России, так и за рубежом.
Вместе с этим нельзя не обратить внимания на то, что в России культивируется фигура Шамиля как мудреца, выдающегося деятеля на Северном Кавказе, тогда как вожди адыгов (черкесов) стали фигурами умолчания, а война на Северо-Западном Кавказе стала «неизвестной войной». Это легко объясняется.
Шамиль стал почетным пленником русского царя, другом покорителя Северо-Восточного Кавказа князя Барятинского. Имама поселили в Калуге и выделили приличную сумму денег на его содержание, построили ему небольшую мечеть. Шамиля повезли в столицу, где он, побывав в Зимнем дворце, произнес фразу, которую восприняли с восхищением: «В царском дворце зачем вам нужен рай, когда вы уже создали его здесь, на земле». Но главной заслугой имама было то, что он послал в 1864 г. своему другу князю Барятинскому депешу, в которой поздравил его с покорением Западного Кавказа!
Мы предоставим последующим поколениям историков возможность разбираться в этом, а для себя отметим, что наши современные вездесущие журналисты с благоговением прослеживают последний путь Шамиля до Мекки, где он нашел свое последнее пристанище, прославляя имя человека, который, оставив в руинах Чечню и Дагестан, сдался в плен и этим сохранил себе жизнь.
Последняя научная конференция в мае 2004 г. в г.Майкопе, посвященная 140-летию окончания Кавказской войны и депортации адыгов с Кавказа, обозначила некоторые интересные особенности современной российской региональной историографии. Их можно охарактеризовать как стремление подвергнуть ревизии те небольшие подвижки, которые были достигнуты в течение последних 15 лет в адыгской истории.
Теперь становится понятным, почему в истории Северного Кавказа столь высокое место отведено фигуре Шамиля, почему наши историки-коллеги из Краснодара и Армавира твердят, что они признают войну на Северо-Восточном Кавказе, и заявляют, что на Западном Кавказе ее не было. Да потому, что война в Черкесии завершилась преступлением — очищением огромной территории от некогда могущественного этнического массива, оказывавшего в течение веков экономическое, политическое и культурное влияние на весь Северный Кавказ. Поэтому надо сделать так, чтобы память об этом преступлении, совершенном в отношении адыгов, была вычеркнута из анналов истории, чтобы об этом забыли. Таким образом, в российской региональной исторической науке наблюдается стремление вычеркнуть из истории факт участия адыгов (черкесов) в Кавказской войне, а также акт геноцида, совершенный в отношении этого народа политиками и генералами Российской империи.
Ревизии подвергается не только участие адыгов в Кавказской войне XI-X века, но и древняя и средневековая история. Главные тезисы, которые красной нитью проходят через все исторические изыскания, следующие: а) адыги не имеют никакого отношения к памятникам истории и культуры эпохи ранней бронзы (III тысячелетие до н.э.); б) к дольменной культуре (II тысячелетие до н. э.); в) многочисленные этнонимы Северо-Западного Кавказа, упоминаемые в письменных источниках с VI в. до н. э., не обязательно генетически связаны с адыгами; г) даже поздние зихи и касоги эпохи средневековья (XII — XVI вв. н. э.) отчуждаются от адыгской истории.
Что касается престижной и яркой культуры эпохи ранней бронзы III тысячелетия до н.э., то русская археологическая наука времен СССР и позднее России создавала миф о ее импорте из Месопотамии. Интересен тот штрих, что попытки французских археологов, проводивших раскопки в районе Краснодарского водохранилища в начале 2000-х годов, внести некоторую ясность в прежние, устоявшиеся научные стереотипы, встретили резкое неприятие со стороны российских археологов, которых не устраивает концепция местного Северо-Кавказского происхождения культуры эпохи ранней бронзы.
Аналогичным образом дольменная культура, восходящая к II тысячелетию до н.э., без особых оснований фактически отчуждена от истории абхазско-адыгских народов, а синды, меоты, гениохи, саниги и другие народы, создавшие в этом регионе оригинальную культуру, по мнению этих историков, не приняли участие в этногенезе адыгов.
Древнейшие исторические контакты между предками адыгов и греко-римским миром, о наличии которых свидетельствуют письменные источники, упоминающие многочисленные адыгские топонимические названия на Северо-Западном Кавказе, факты заимствований из адыгского в древнегреческом таких емких понятий, как ТНЕО — «бог» от адыг. «тхьа», ПYX — «душа» от адыг. «псэ», приводимые в работах известных русских ученых, игнорируются коллегами из Краснодара и Армавира.
Даже беспристрастному наблюдателю видно, что на историческую коллективную память адыгов ведется широкомасштабное наступление с целью вытравить из науки сложившееся положение об автохтонности адыгов на Северо-Западном Кавказе и вынести их прародину и вместе с этим процесс этногенеза за пределы Кавказа вообще. Учитывая то, что этнографическая карта этого региона за последние 150 лет неузнаваемо изменилась, и современная неблагоприятная демографическая ситуация, когда присутствие адыгов на Северо-Западном Кавказе, в особенности, на Черноморском побережье, едва ощущается, при массированной обработке сознания всего населения и в условиях, когда современное адыговедение не в состоянии оказать какое-либо организованное научное сопротивление этому натиску, может наступить такое время, когда адыгам будет отказано в праве на историческое наследие на Северо-Западном Кавказе. Это чревато негативными в целом последствиями для адыгского народа, что уже хорошо ощущается в тех мировоззренческих установках, которые тиражируются через масс-медиа Краснодарского края: армяне, греки и славянские народы объявляются «коренными» народами, Северо-Западный Кавказ интерпретируется как исконно «русская» земля, а история региона отчуждается от истории адыгского народа. В перспективе закладываются будущие мыслимые и немыслимые препятствия и возможности правового обоснования репатриации зарубежных адыгов на свою историческую родину.
Современное состояние адыгского (черкесского) народа дает основание говорить об угрозе его устранения как самостоятельного субъекта истории. В условиях постепенного исчезновения оснований, скрепляющих адыгский народ как субстанцию: единство территории (место развития), истории, образующей источник коллективной культурной памяти и ценностной нормативной системы (адыгагьэ, адыгэ хабзэ), служащей ориентиром группового и индивидуального поведения. В настоящее время адыгский язык уже не в состоянии актуализировать все три единства, из которого первое уже утеряно, а два последних подвергаются постепенному размыванию, так же как постепенно уходит и сам актуализировавший их фактор — язык. Этот процесс может состояться в течение текущего столетия.
Адыги, представляя собой национальные меньшинства во всех регионах мира, при отсутствии территориальных, внутриэтнических, экономических, политических и других связей, постепенно интегрируясь в окружающие их большие языковые сообщества, подвергаются ассимиляции, и недалеко то время, когда они потеряют свою идентичность вообще. Адыгейский язык, как отмечают европейские лингвисты, в настоящее время относится к языкам мира, которым грозит исчезновение (endangered languages).
Вместе с исчезновением языка, который постепенно перестает обслуживать адыгейские сообщества во многих аспектах жизни как в России, так и за ее пределами, подвергается эрозии и адыгагьэ и его объективизация адыгэ хабзэ, которые остаются в какой-то незначительной степени фактором идентичности, поскольку инструментом их проявления и дальнейшего существования является адыгский язык. Разрушительные процессы проходят с разной степенью интенсивности в зависимости от социально-политической обстановки в странах рассеяния адыгской диаспоры.
С ростом урбанизации и вторжения арабо- и турецкоязычных государственных СМИ, в особенности электронных, в семейный быт радикально изменилась языковая ситуация. Адыги, за исключением старшего поколения, переходят на арабский и турецкий языки, и в настоящее время подростки уже не владеют родным языком.
Либерализация законодательства Турции, которая предусматривает возможность для этнических меньшинств создания медийных средств на своих языках, вряд ли заморозит ассимиляционные процессы в стране, которые зашли так далеко, что, по мнению некоторых лингвистов, обратный процесс уже не возможен.
В арабских странах (Сирии, Иордании), где адыги не лишены права на свою неофициальную самоидентификацию и имеют возможность пользоваться родным языком, а в Иордании дети изучают родной язык в школах, проблема полной арабизации адыгов лишь вопрос времени.
Существенно, в положительном смысле, отличается положение адыгов Израиля, проживающих в селах Кфар-Кама и Рихания. Руководство органами самоуправления этих двух муниципальных образований осуществляется адыгами, в школах изучают родной язык — адыгский, государственный язык — иврит, арабский — язык вероисповедания и английский для общего развития. Нет никаких ограничений в плане самоидентификации, все адыги владеют родным языком.
В СССР, а позднее после его распада в конце 80-х в начале 90-х годов с созданием Республики Адыгея в составе Российской Федерации были созданы достаточно благоприятные условия для сохранения адыгейского языка. Он получил статус государственного языка вместе с русским. Преподавание языка в школе, телевещание на родном языке и периодические издания (газеты и журналы), художественная литература на родном языке способствовали укреплению его позиций в общественно-политической жизни республики.
Однако в последние 2-3 года в республике ситуация изменилась. Статьи Конституции Республики Адыгея, устанавливавшие статус адыгейского языка в качестве государственного, и положение о том, что кандидат в президенты республики обязан владеть двумя государственными языками, были изъяты из Конституции Республики Адыгея как несоответствующие федеральному законодательству. Сокращение количества уроков адыгского языка в школах и времени телерадиовещания на адыгейском языке способствуют сужению сферы употребления адыгейского языка, и если присовокупить сюда то, что адыгский язык не применяется в общественной и политической жизни, в государственных учреждениях, можно сказать, что адыгскому языку опять угрожает опасность оказаться языком бытового, семейного общения.
Все это вместе взятое не способствует ни дальнейшему развитию самого языка, ни росту его престижа, как это было в начале 90-х годов. Языковая ситуация в Адыгее постепенно приближается к такой же, которая наблюдается и в странах рассеяния, когда язык перестает обслуживать многие сферы социально-экономической, политической, культурной и духовной сфер в жизнедеятельности этноса.
Тревоги, связанные с проектом укрупнения субъектов Российской Федерации, который может поставить под вопрос существование Республики Адыгея, и вытекающая из этого утрата государственности адыгского народа как инструмента сохранения его идентичности, самоорганизации и гарантии его дальнейшего существования как этнической целостности, с неотвратимостью подведут адыгов к альтернативе: или добровольная и скорейшая ассимиляция для социального продвижения, или уход в этнический национализм. Во втором случае неизбежно начнутся поиски с целью обеспечить самодостаточность и этническую идентичность адыгов как народа при отсутствии собственных внутренних ресурсов (история, культура, язык, участие в принятии решений, связанных с экономическими, политическими и социальными вопросами), которые ранее гарантировались Конституцией республики. При утрате этих позиций неизбежно появятся попытки найти какие-то другие рычаги воздействия на свою дальнейшую судьбу или поиски какой-то ниши для решения вопросов своего самосохранения. Такой нишей, по нашим предположениям, может стать ислам, который в качестве мировой религии имеет сотни миллионов последователей в разных странах мира. Среди сотен миллионов адептов этой конфессии есть миллионы мусульман — сторонников радикального крыла ислама, которые являются наиболее мобильными и активными и которые всегда готовы оказать помощь своим единоверцам, оказавшимся в трудном положении.
Подобный сдвиг в массовом сознании вполне возможен, поскольку ислам не предрасположен к тому, чтобы уступить или разделить свою гегемонию в духовной и культурной жизни народа. Мы часто видим, как представители духовенства пытаются внушить нам, что ислам и кораническая культура и адыгагьэ (вместе с его объективизацией адыгэ хабзэ) очень близки друг другу или почти идентичны. Это опасное заблуждение, и оно не имеет под собой никаких оснований. Адыгагьэ — это прежде всего светскость, это был свод законов, регулировавших в прошлом взаимоотношения в семье, в обществе, между социальными стратами, удерживая их от взаимного уничтожения. Адыгэ хабзэ, выступая регулятором общественных отношений, являлось преградой для тотальной исламизации общества, препятствием для появления религиозного фанатизма.
В настоящее время мы наблюдаем, как наше духовенство начинает все больше влиять на общественную жизнь, культуру, и даже образование и воспитание. В этом отношении показателен один пример. Если раньше первым вопросом к неслуху или взрослому, совершившему постыдный поступок, было: «Ты не адыг?», то сейчас все чаще звучит иное: «Если вы будете вести себя плохо, доставлять хлопоты своим родителям и причинять им неприятности, мы вас не будем считать мусульманами!». Может быть, кто-то согласится с такой установкой, но у меня она вызывает чувство протеста.
Во избежание негативных последствий, связанных с указанными процессами, единственным выходом может стать сохранение адыгского языка, поддержания его статуса как государственного языка Республики Адыгея, который сохранил свои позиции не только как средство общения, но и давал бы высокий статус в обществе его носителям.
Судьба адыгов в XIX веке, как указывалось выше, сложилась так, что они оказались рассеянной нацией. Народы, пережившие аналогичное состояние — евреи и армяне, — сумели преодолеть все препятствия и разрешить эту проблему, воссоздав свою государственность на исторической родине.
В настоящее время положение адыгов (черкесов) вызывает большую тревогу и встает вопрос: есть ли у этого народа политическое будущее вообще? Что происходит с его самосознанием, представляем ли мы, в каком состоянии находится наш народ? В глаза бросается то, что всевозможные фонды, культурные общества, организации в Турции носят название «Кавказ» или «Кавказский» независимо от того, что скрывается под этим покровом. Пытаться найти какую-либо организацию или фонд, которые назывались бы «адыгскими» или, по крайней мере, «черкесскими», бесполезно. Хотя это не противоречит турецкому законодательству. В этой стране есть абхазо-абазинские, чеченские, осетинские, дагестанские общины, которые ориентированы на решение сугубо своих этнических вопросов, направленных на сохранение своей идентичности, которые чутко peaгируют на то, что происходит в России на Северном Кавказе, в Абхазии , в Северной и Южной Осетии. Наряду с этим они участвуют в общекавказских фондах, организациях, где решают опять-таки свои этнические задачи. А что произойдет, если в стране появятся адыгские (черкесские) общественные организации? Ответить на этот вопрос несложно. В Турции т.н. «кавказская» диаспора насчитывает, по некоторым данным, от трех до пяти миллионов человек, из которых этнические адыги составляют более 80 процентов. Если снять этот «кавказский» покров, то под ним обнаружится огромный адыгский этнический массив, вполне конкретный народ, который официальной Турции рано или поздно придется признать в качестве одного из национальных меньшинств страны со всеми вытекающими из этого обстоятельствами.
В этом случае адыги (черкесы) предстанут перед Турцией и Россией как 3-миллионный народ, который может поставить на повестку дня решение своих проблем перед руководством обеих стран. Это уже будет не какая-то аморфная масса людей с названием «кавказский», а народ, знающий конкретную историю своего появления в Турции и имеющий ясное представление о существовании своей конкретной этнической территории на Западном Кавказе, которую он был вынужден покинуть при определенных исторических обстоятельствах. Только сбросив с себя эти «кавказские» оковы, адыги (черкесы) в Турции да и в других странах Ближнего Востока, США и Европы осознают свои национальные интересы и появится надежда на то, что в ХХI веке черкесский вопрос, наконец, получит свое разрешение.
С другой стороны, осознание адыгской диаспорой себя как определенного народа, а не просто «кавказского», приведет ситуацию с адыгами за рубежом в соответствие с ситуацией в России на Северном Кавказе, где народы, населяющие его, давно живут самостоятельной жизнью в своих республиках и решают свои проблемы независимо друг от друга.
На Северном Кавказе адыги (черкесы) находятся в состоянии разобщения или разделенной нации в трех субъектах Российской Федерации — Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии и Адыгее, каждый из которых имеет своего президента, свой парламент и свои исполнительные органы власти. Насколько мне известно, они не проводят даже консультаций, не говоря о прямом сотрудничестве, относительно будущего разделенного адыгского (черкесского) этноса, придерживаются политики невмешательства в дела друг друга. Этим руководства трех республик отстранились от решения проблем адыгского этноса в пределах Российской Федерации, они не готовы к тому, чтобы выработать общее решение или создать совместный документ относительно судьбы адыгского (черкесского) этноса в России и довести его до высшего руководства федерации.
Не было какого-либо совместного заявления в отношении политики федерального центра по укрупнению субъектов федерации и каких-либо предложений по объединению республик, где адыги являются титульным народом. Правящая элита трех республик не расположена да и не в состоянии решить «черкесский вопрос» в целом.
Адыги же остаются народом-скитальцем и до настоящего времени. В ближайшей перспективе нет той силы или национальной идеи, которая могла бы мобилизовать материальные и нравственные ресурсы этого народа и направить их на его обустройство на Северном Кавказе — родине их предков.
Международная черкесская ассоциация (МЧА), которая была создана для решения этой проблемы, оказалась, в силу ряда объективных причин и субъективных факторов, неадекватной вызовам времени. Вырождение этой организации стало реальностью после того, как руководство МЧА на последнем конгрессе, состоявшемся в г. Нальчике в 2003 году, открыто заявило о том, что международный форум адыгов (черкесов) отказывается от всякого участия в решении политических вопросов и критики правительств стран проживания черкесской диаспоры.
Такая сервильность по отношению к руководству стран рассеяния и фактическое дистанцирование от политической деятельности по существу означает не что иное, как отказ от решения самых насущных проблем адыгов XXI века и самой главной сверхзадачи — репатриации адыгов на историческую родину. Руководство МЧА добровольно отказалось от защиты интересов черкесского народа во всем мире и, можно сказать, похоронило эту международную организацию.
Вместо глубокого, продуманного анализа состояния адыгского (черкесского) этноса в мире и выработки решений, адекватных его проблемам, руководство МЧА ограничивается призывами к изучению и сохранению родного языка, культуры, традиций, т.е. указывает на вопросы, которые должны решаться профильными министерствами культуры, науки и образования.
Руководство МЧА оставило без внимания те новые федеральные законодательные акты, которые сделали невозможным репатриацию адыгов (черкесов) на родину. Лидеры МЧА не хотят видеть и слышать жалобы репатриантов о чинимых соответствующими региональными правоохранительными органами препятствиях при получении видов на жительство и российских паспортов. Зарубежные адыги из-за незнания русского языка и российского законодательства оказываются бессильными перед произволом чиновников и не могут добиться того, чтобы вернуться на родину, на что они, безусловно, имеют право в соответствии с международным законодательством. И все это происходит при полном молчании и отстраненности лидеров МЧА. Эта организация никак не отреагировала на проекты по преобразованию национально-государственного устройства Российской Федерации, укрупнению ее субъектов и ликвидации республик, руководство которых должно было бы заниматься проблемами адыгов (черкесов).
Провозгласив отказ от политической деятельности, руководство МЧА приговорило себя к отказу от вмешательства в решение этих вопросов.
МЧА как всемирная адыгская организация не может существовать в прежнем виде. Она должна или трансформироваться, или преобразоваться таким образом, чтобы вернуться к своим главным уставным задачам. Другим выходом может стать создание альтернативной международной организации.
В настоящее время, в отличие от других народов, адыги, разделенные на Кавказе в трех субъектах Российской Федерации, рассеянные в различных странах, в условиях территориальной, культурной, языковой и политической раздробленности находятся вне единого информационного пространства.
Мы не можем сказать, что располагаем какой-либо системной информацией о черкесах Турции, Иордании, Сирии или об американских или израильских адыгах. Даже те, кто пользуется услугами спутникового телевидения, не могут похвастать тем, что они лучше осведомлены о жизни адыгов во всем мире, поскольку сами адыги существуют вне мирового информационного поля. Если быть правдивым, можно сказать, что адыги как этническое состояние не представляют интереса для турецких, арабских масс-медиа. То же можно сказать и о российских средствах массовой информации, за исключением тех случаев, когда они оказываются в эпицентре каких-то чрезвычайных событий. Их присутствие в мире вообще не является, как говорят журналисты-профессионалы, информационным поводом для мирового телевидения или печатных органов ни в России, ни в странах адыгского рассеяния.
Во-вторых, если бы даже такой и мог возникнуть, то потребителями информации могли бы стать только адыги, владеющие официальными языками тех стран, где они проживают, а для остальных черкесов, не владеющих арабским, турецким, английским или русским языком, суть происходящих событий не будет доступной.
Нужно отдать должное тем черкесам-энтузиастам за рубежом, которые прилагают большие усилия, чтобы обратить внимание на своих соотечественников, но все это публикуется на турецком или арабском языках, и эта продукция остается невостребованной, а точнее сказать, недоступной для черкесов других стран. Двадцатиминутные еженедельные радиопередачи на двух черкесских языках — адыгейском и кабардинском, появившиеся недавно в Турции, не могут в полной мере удовлетворить ни информационные потребности, ни языковые и культурные запросы черкесского общества в Турции и за ее пределами.
Состояние средств массовой информации, в особенности телекоммуникационных масс-медиа в Кабарде, Адыгее и Черкесии, не столь благополучно, как это может показаться с первого взгляда. Узкая, региональная направленность теле- и радиопередач, предназначенная для сугубо «внутреннего потребления», — это бич «адыгских» электронных масс-медиа. Отсутствие какой-либо координации в освещении жизненно важных для адыгского этноса проблем, полное взаимное безразличие к тому, что происходит у «соседей», отсутствие какого-либо подобия аналитики, журналистских расследований причинно-следственных связей в экономической, политической, социальной и культурной жизни адыгов (черкесов) — вот далеко не полный перечень препятствий, мешающих осознанию адыгами себя как единого этноса, как одной нации, осознания своей идентичности.
Таким образом, мы существуем в обстоятельствах, которые вызывают к жизни расчлененность нашего сознания, дискретность нашего мышления, политическую наивность, нашу зацикленность на осознании своего настоящего лишь на субэтническом уровне и отсутствие желания беспристрастно посмотреть на самих себя со стороны.
Наши рефлексии обращены в прошлое, а не в будущее. У нас нет чувства времени, нет понимания того, что оно уже работает против нас и мы находимся в цейтноте. Мы вошли в XXI век, так и не преодолев пресловутого черкесского партикуляризма.
Вот о чем я хотел сказать съезду Адыгэ хасэ. Я не считаю, что изложенное мной является исчерпывающим или обязательным для кого бы то ни было. У каждого человека есть свое видение состояния адыгов (черкесов) в наше время. Думаю, что есть необходимость вести диалог по этим вопросам, не возвращаясь к перепевам старых мыслей, к тому, что было сказано вчера, позавчера, пятнадцать лет тому назад, когда было создано движение Адыгэ хасэ.
Чтобы предпринимать какие-либо шаги для выработки решений по черкесскому вопросу, надо знать, в каком же положении мы находимся, что с нами происходит и над чем работать. Без этого не может быть движения вперед.
Альмир Абрегов, директор Национального музея республик Адыгея, журналист
Comments
Post a Comment